— А скажи мне, мил человек, — придержал я Оську в коридоре после того, как он перекинул свои вещи на новое место, — пограничники это ведь ГПУ?

— Ну-у… да, наверное, — малость покраснел Ося.

— А что же ты, schmuck*, не сказал заранее, что у тебя родной брат чекист?

— Двоюродный! — отперся Ося. — А что чекист, я сам не знал!

— А как он оказался на вокзале?

— Мы договорились писать на одесский адрес, потом он переехал в Киев, а потом в Москву. Ну я и написал, что буду в Москве…

— То есть нас провожал чекист, который знает, что ты не Джозеф Шварц, а Иосиф Спектор? Ты, блин, понимаешь, чем это чревато?

— Да не знал я!

— Если границу спокойно пройдем, считай, повезло тебе с братом.

* Schmuck — глупец, дурак, популярное нью-йоркское ругательство еврейского происхождения.

Пришибленный Ося предпочел засесть в купе, а голодный Панчо увлек меня в вагон-ресторан. За каждым столиком уже сидело по два-три человека — делать-то в поезде особенно нечего — но официант в белой куртке и с полотенцем через руку развеял наши сомнения:

— Не извольте беспокоиться, сей секунд устроим!

Место нашлось как раз у наших соседей, что привело к формальному знакомству.

— Владимир, — представился очкарик.

— Константин, — чуть мрачнее, чем следовало, назвался второй.

— Джозеф остался в купе, это Френк Вилья, он не говорит по-русски, а я Джон Грандер.

— А вы откуда знаете язык?

— Мама уехала из России в начале века. Джозеф, кстати, тоже родился здесь, но уехал до революции, — малость приврал я.

Собеседники несколько расслабились, ровно до того момента, как Константин воскликнул:

— Погодите! Джон Грандер, заметка в «Правде», это вы?

Он полез в карман пиджака и вытащил свернутую трубочкой газету, раскрыл ее и потыкал в подвал на третьей странице:

— Радио в военном деле?

— Да, я.

— О, это потрясающе! Видите ли, мы с товарищ… — Константин осекся, когда Владимир ткнул его локтем в бок. — Да, об этом лучше не здесь.

Не понимавший ни слова по-русски Панчо отправился после обеда подремать, а я засел с попутчиками в теперь уже их купе.

— Вот! — воодушевленно заявил Константин. — Я же говорил, что радио необходимо!

— Так я и не спорю, — спокойно возразил Владимир, — но почему в каждом танке? Это слишком расточительно, достаточно в танках командиров батальонов. Для управления есть флажки, сигналы голосом…

— Товарищ Триандафиллов не верит в перспективы бронесил! — поддел коллегу Константин.

— А товарищ Калиновский перспективами слишком увлекается! — вернул подачу Владимир.

Они пикировались еще несколько минут, поминая старые споры, а я хлопал глазами и пытался поймать дыхание — это же Триандафиллов и Калиновский! Создатель советского оперативного искусства и создатель советских бронетанковых войск!

После спора в клубе моделистов, когда недобрым словом помянули Резуна, я прицепился к седому — если для всех полемика с «Ледоколом» осталась в прошлом, то я из-за службы, учебы и бизнеса отстал и потому выслушал контраргументы с большим интересом. Тогда-то я и услышал эту фамилию:

— А правильного он написал разве что характеристику сочинений Триандафиллова, на редкость толковые вещи, ознакомься на досуге, не пожалеешь.

Я тогда как раз собирался делать диорамку с ранними советскими танками Т-18 и Т-26, совету последовал и прочел его «Операции современных армий». Честно говоря, я и не представлял, что о таких сложных вещах можно писать настолько просто и ясно… Полез в Википедию, узнал о трагической гибели Триандафиллова в авиакатастрофе, где вместе с ним погиб Калиновский, полез дальше… И вот теперь они оба, живые, сидят передо мной и спорят.

— И все-таки, товарищ… то есть господин…

— Да хоть горшком назовите, только в печь не сажайте! — засмеялся я, — Мне все подходит, хоть товарищ, хоть мистер! Или просто Джонни.

— О! Джонни, все-таки, почему вы считаете, что радио нужно в каждой машине?

— Поглядите на бурный рост техники! Пятнадцать лет назад самолеты еле-еле перелетали Ла-Манш, а сейчас со дня на день перелетят океаны! А что будет через пятнадцать лет? Техника развивается стремительно, и война будет выглядеть совсем не так, как представляется сегодня. Будут и неподвижные фронты, зарытые в землю, будут и стремительные прорывы…

— Так в прорыве достаточно наличия связи у командира!

— Ни один командир не сможет разом увидеть всего, что видят его подчиненные. Радио дает такую возможность, не говоря уж о согласовании действий.

В дверь постучали — проводник осведомился, не желают ли пассажиры чаю, мы пожелали.

— А что у вас в Америке думают о танках? — возобновил разговор Калиновский, помешивая ложечкой в стакане. — Особенно про разделение на танкетки, маневренные танки и танки прорыва?

Я оторвался от созерцания старорежимного подстаканника, украшенного имперским орлом, везелями «МПС» и топорами накрест с якорями.

— А зачем нужен танк прорыва?

Следующие пять минут мне излагали теорию прорыва глубоко эшелонированной обороны, которая, в принципе сводилась к тому, что если артиллерия за пехотой не успевает, то пусть это делает танк.

— Мне кажется, это слишком дорого. Неужели не проще сделать мобильную артиллерию?

— Вы не военный, вы не понимаете… — начал было Константин, но его прервал Владимир.

— Мобильная артиллерия, Джонни, не имеет броневой защиты и будет уничтожена при следовании за пехотой!

— Что мешает вместо дорогой башни поставить на те же гусеницы орудие? Получится дешевая, проходимая и защищенная артиллерия. А сэкономленный вес пустить на более тяжелое орудие… Ведь ему не нужно наступать прямо в пехотных цепях, так?

Концепция САУ и прочих «штурмгешютцев» легла на подготовленную почву — теоретики опять забыли про меня в своих обсуждениях, а я прихлебывал недурной чаек и в который раз думал, как легко быть пророком, если знать все наперед.

До вечера я успел рассказать о единой платформе, на которой можно собирать танки, САУ, ЗСУ и транспортеры, что вызвало живейший отклик и бурную дискуссию.

Утром наши беседы продолжились, дело дошло до развития связи, но от обилия радиотехнических подробностей товарищи командиры заскучали, и я перешел к самому важному:

— Но вся грядущая война моторов невозможна без надежной логистики. Как говорил отец моего соученика полковник Кроненшилд, «Любители обсуждают тактику, кабинетные генералы стратегию, а профессионалы логистику».

— Логистика? А что это? — свел брови Калиновский

— О, простите, я полагал, что термин известен. Это в широком смысле перевозки, снабжение и обслуживание, а так же их планирование.

— Наверное, это то, что мы называем тыловым обеспечением?

— Наверное… в первую очередь это своевременная и достаточная поставка м-м-м… расходных материалов.

На этой теме в меня вцепился Триандафиллов, и мы обсуждали с ним транспортные проблемы еще несколько часов, во всяком случае, проводник приносил чай три раза.

— Все это хорошо, когда дороги целые, — Владимир запустил пятерню в жесткие волнистые волосы, — проблема же в том, что их будут уничтожать и противник, и мы сами. А современная техника восстановления не соответствует потребностям современных армий ни по быстроте, ни по качеству. В решительный момент армии, сделавшие большой бросок вперед, неминуемо окажутся в невыгодных условиях.

— Это не проблема, это задача, как говорят у нас в Америке, — слегка улыбнулся я. — Значит, нужно создать такую технику.

— Вам хорошо говорить, у вас за спиной тысячи заводов и миллионы квалифицированных рабочих! А у нас тыл крестьянский, он просто не вывезет обеспечение механизированного фронта!

— И это тоже задача. Строить тысячи заводов, учить миллионы людей…

— Эк вы хватили, Джонни! Мы отстали от передовых стран лет на пятьдесят.

— У вас есть лет пятнадцать, либо вы догоните, либо вас раздавят. Да-да, я знаком с отношением к коммунистам, если та же Германия враг, так сказать, свой, понятный и близкий, то вы непонятны, от этого страшны, а значит, подлежите полному уничтожению.