Хикс тогда отмахнулся трубкой:

— Мы не можем раздувать состав участников, иначе секрет не сохранить.

Ну вот и не раздули.

Пятно света ползло вдоль стенки, отделявшей трибуны от поля, а я молился, чтобы никто не забыл прибить дерн.

Первым в луч сильного фонаря попался именно Хикс. Нервы не выдержали, он вскочил и кинулся бежать к забору, сторож засвистел и бросился в погоню, тут уж сорвались и остальные…

Через пять минут на лужайке стадиона остались мы вдвоем с Панчо. Пользуясь суматохой, добрались до кучи инвентаря и заныкались между тачек и газонокосилок.

Выбрались мы только за полчаса до рассвета, но домой я едва дошел — шарахнула температура, последние метры Панчо буквально тащил меня, он же уложил в постель, вызвал доктора и вообще исполнял роль сиделки.

Через работающих в лаборатории студентов новость дошла до «оргкомитета» и на следующий день меня визитировали Хикс и Кроненшилд.

Панчо принес стулья и гости уселись в моей комнате, пропитанной благоуханиями анисовой микстуры, лимона и меда.

— Не расстраивайся, Джонни, — потрепал меня по руке Хикс. — Не вышло в этот раз, выйдет в следующий!

— Я не расстраиваюсь, — прохрипел я закутанным горлом. — Тем более, мы с Панчо все проложили.

— Там же приезжала полиция??? — ахнул круглолицый Элайя.

— Как приехала, так и уехала, нас не нашли. Да и не сильно искали.

— Погоди, ты и кабель проложил?

— Да. И детонаторы поставил.

— Не отсыреют?

— Нет, — я страшно чихнул, отчего слушатели отшатнулись, и продолжил: — Все сделал, как планировали, в резиновых трубочках.

— Вот молодец! — Хикс даже не удержал бесстрастное выражение лица и расплылся в улыбке.

— Главное, чтобы сработало на игре.

Ребята очевидным образом прислушивались к звукам из лаборатории — наверняка их сюда привела не только забота о товарище, но и банальное любопытство.

— Панчо, покажи гостям, над чем мы работаем, — махнул я рукой и откинулся на подушки.

Оклемался я как раз к матчу Гарвард-Йель, входившего в программу принципиального соперничества двух университетов из Лиги плюща*. К полукруглой стороне стадиона, до одури напоминавшей Колизей (я говорил про зацикленность американцев на всем римском?) валили толпы студентов с подружками, вились флаги и вымпела, публика рассаживалась на бетонных ступенях амфитеатра. Мы же наблюдали из-за забора с открытой стороны «подковы».

* Лига плюща — объединение восьми самых престижных университетов США.

Оркестры отыграли обязательное приветствие и бодалово началось. Команды, на мой взгляд, примерно одного уровня, нынешняя тактика в американском футболе туповатая, но надежная — игрок получал мяч при розыгрыше и ломился носорогом вперед. Его через два-три шага валили, судья разгребал свалку, назначал новый розыгрыш и так ярд за ярдом куча-мала приближалась к воротам Гарварда.

Ор на трибунах стоял неимоверный — красно-белая сторона бесновалась не меньше синей:

— Go, Yale, go!

— Hold, Harvard, hold!

Как ни упирались гарвардцы, йельцы к перерыву оторвались на пять очков и завоевали право выпустить на поле свой оркестр. Повинуясь жезлу тамбурмажора, трубачи и барабанщики на ходу выдали гимн Йельского университета — под овацию синих и насупленное молчание красно-белых. Оркестранты маршировали, разделялись на части, проходили строем сквозь строй, а дирижер всячески выделывался перед Гарвардской трибуной и, в особенности, перед понуро молчащим оркестром хозяев.

Наконец, йельцы свернули показательные выступления, а из тоннеля на поле показались обе команды.

Я замкнул контакты.

Глава 7

Илон Маск на минималках

Со змеиным шипением пыхнули язычки пламени в форме букв, стадион замер, через секунду ветер разогнал курившиеся над закладкой дымки: на зеленом газоне игрового поля четко выделялись полосы пожухлой, а кое-где и обгорелой травы в форме букв М, И, Т.

Трибуны взорвались — йельская хохотала, гарвардская возмущенно свистела, над сидевшими отдельно студентами МИТ вскипело облако красно-серых флагов «инженеров».

Пользуясь общим замешательством, члены «оргкомитета» тесно обступили нас, под их прикрытием я отсоединил и убрал батарею в чемодан, после чего мы с Панчо выбрались из неиствующей толпы у забора.

С трудом сдерживая желание рвануть бегом, мы спокойно перешли Чарльз-ривер по мосту Андерсона, прямо в кампус Гарварда. Быстрее, конечно, по Вестерн авеню или Ривер стрит, но там мосты откроют только через пару месяцев. Ну и еще — кто подумает, что негодяи, подложившие такую свинью гарвардцам, пойдут прямо в пасть ко льву? Дома я просто рухнул на кровать и смог встать только к вечеру — догнал нервяк, ноги не держали.

Нельзя сказать, что утром я проснулся знаменитым…

— Знатный шухер получился! — Ося протянул мне утренний номер Boston Herald.

Поперек всей первой полосы шел крупный заголовок «МИТ выигрывает 1:0 у Гарварда и Йеля. Звезды матча — шутники из Техно.»

Разумеется, имена героев, учинивших такое непотребство, быстро ушли в народ и я понемногу ощутил, что такое «купаться в лучах славы». Ровно до того момента, когда обиженная «школа выше по реке» заявила нечто вроде формального протеста и провост, то есть ректор института Теодор Лайман IV, потребовал предоставить весь «оргкомитет» под светлые очи.

Роберт Вандерграф еще вечером оповестил всех, чтобы были у него ровно в половине девятого утра. Он взял нас с собой к провосту, не скрывая, что наша судьба висит на волоске — мистер Лайман сам закончил Гарвард.

Недавний майор Инженерного корпуса сурово глядел на нас из глубины тяжелого кресла с кожаной обивкой и сквозь очки в круглой проволочной оправе. Высокий лоб, вогнутое лицо, упрямо сжатые губы плохо вязались с нашими надеждами на милосердие и сострадание.

— Подойдите, разгильдяи, подойдите, — произнес провост. — Дайте мне отругать вас.

Оргкомитет несмело сделал несколько шагов, я держался за спинами товарищей.

— Черт побери! Как это вы ухитрились заминировать поле стадиона? Это слишком, джентльмены, слишком! Что следующее вы взорвете? Бросить натрий в воду еще куда ни шло, не возражаю. Но взорвать Harvard Stadium! Повторяю, это слишком!

— Поэтому-то, как вы можете видеть, они смущены, полны раскаяния и просят их простить, — вступился за нас Вандерграф.

— Смущены и полны раскаяния? Гм… — недоверчиво сжал губы провост. — Я не верю этим хитрым лицам. Особенно вон тому, с физиономией ангелочка. Подойдите-ка сюда, мистер!

Поскольку Лайман указывал именно на меня, пришлось напустить самый сокрушенный вид и приблизиться.

— Вот как? Что же мне рассказывали о каком-то молодом человеке? Ведь это ребенок, совершеннейший ребенок! И это он заминировал поле?

— И лично подорвал заряд.

Провост хмыкнул:

— И детонаторы не отсырели? Ну-ка, молодой человек, расскажите, как все произошло.

Вандерграф и оргкомитет с растущим недоумением слушали разговор двух саперов, а провост выспросил всю схему минирования, дал по ней пару дельных замечаний и, наконец, отпустил нас со словами:

— Хватит шуточек, джентльмены, слышите? Хватит!

Стоило только покинуть кабинет и приемную провоста, как в коридоре соратники подхватили меня на руки и поволокли под неофициальный гимн института Arise all ye of MIT:

Вставайте в круг друзей все, кто из МИТ!

Будущее манит нас, а жизнь полна и хороша!

Вставайте и поднимите бокалы выше

За деяния, которые навсегда запомнят все, кто из МИТ!

По дороге к нам присоединилась еще куча народа и на лужайку перед Думом вывалила уже приличная толпа. В тесноте меня выронили, и я почел за лучшее смыться — пусть ребята празднуют, а у меня дел по горло.

У меня пентод.

Вернее, окончательная сборка того, что лаборатория наколдовала за последние месяцы. Так-то я старался дробить задачи на частные, чтобы не вводить в искушение добровольных помощников — ребята толковые, вполне могут догадаться.