Блин, биржевой крах!!! В октябре 1929 года провалились все акции, надо отца предупредить…

Стоп.

Во-первых, он не поверит. А во-вторых, никого предупреждать не надо. Наоборот, надо помочь бирже рухнуть и заработать на этом денег.

Мысль судорожно заработала: взять кредит в банке под залог акций, и не отдавать, пусть после падения забирают залог. Нет, это мало, надо начинать игру раньше, ведь рост был все время, если играть на повышение с плечом один к пяти, то можно увеличить капитал раз в двадцать минимум… А потом разом на понижение… Да еще реинвест… Надо считать, но раз в триста стартовый капитал можно увеличить…

Радужные мечты прервало гыгыканье Кролика. Какие, блин, стартовые капиталы, если этот гаденыш затеет новую пакость? Блин, о чем я думаю? Какой Кролик, если впереди Депрессия и Война?

Разобраться с ним и забыть, осталось только придумать как.

Кто-то из прихвостней подобострастно сунулся к Уилли с парочкой карандашей, и он эдак небрежно достал из кармана перочинный ножик, и заточил их, намусорив стружкой на полу. Последовали просьбы «Дай посмотреть» и общее восхищение новеньким ножом с костяной рукояткой, двумя лезвиями, шильцем и пилкой. Ага, теперь понятно, что этот сучонок сторговал за меня. Дешево оценил, паскуда, но ничго, заплатит по полной.

Дома я забежал на конюшню, нашел Поля и выпросил у него складной нож — попроще, чем кроличий, но мне и того хватит.

— Джонни, мой руки, обедать, а потом за уроки!

— Хорошо, мама, только ты не могла бы узнать, где учат радиоделу? — скорчил я умильную рожицу. — Ты же хотела, чтобы я занимался наукой…

Мама потрепала меня по голове:

— Хорошо, обязательно узнаю.

Уроки сделал быстро, за исключением эссе — любили тут всякую псевдофилософскую муть разводить. Чтобы дать отдых голове, взялся перебирать реактивы в «Юном химике» и сделал выдающееся открытие — нашел баночку с фенолфталеином! Так-то он в наборе работал индикатором кислотности, но я его хорошо знал под коммерческим названием «пурген».

Остаток вечера я планировал операцию и тренировался.

На ланче Кролик, как обычно, жрал в три горла, одно счастье, что не чавкал и не проливал, а когда я хлопнул его по левому плечу, он чуть не подавился и резко развернулся всем телом, чтобы посмотреть, кто там такой борзый. Но я стоял с другой стороны, а когда он повернулся направо, я уже отошел и даже спрятал пипетку в рукав.

Сработало на отлично — уже на следующем уроке Кролик отпросился у мистера Гудмана, вещавшего про натуральные числа и ноль, изображая их точками на координатной прямой. Мы такое проходили классе в четвертом, край в пятом, надо из этой продвинутой школы валить побыстрее.

Минуты через три я скорчил натужную физиономию и поднял руку:

— Мистер Гудман, позвольте выйти, я быстро!

— По одному! Вернется Дьюк, пойдешь ты.

— Очень нужно, похоже, брокколи на ланче несвежая.

Брокколи дружно ненавидели все, от первоклашки до выпускника, и легкий гул поддержал мою просьбу. Впрочем, гул этот больше чем наполовину состоял из шуточек над засранцем Профессором.

— Хорошо, но ты будешь отвечать на следующем уроке!

— Спасибо! — я пулей выскочил из класса, добежал до туалета и бесшумно, на цыпочках, вошел внутрь, морщась от вони. Ничего, потерпим.

Под запертой дверью третьей кабинки торчали башмаки Кролика.

Лезвие ножа вошло между дверью и косяком и легко скинуло поворотную защелку. Одним рывком я распахнул дверь, шагнул вперед и сгреб галстук Кролика.

Или я перестарался с количеством пургена, или от внезапности и страха у Кролика окончательно вышибло днище — дерьмом несло так, что резало глаза.

— Обосрался? — я потянул правой за галстук, а левой приставил острие Кролику под глаз.

Человек со спущенными штанами полностью беззащитен, тем более перед уверенным человеком с клинком — Кролик побледнел, будто старался слиться с фаянсовым унитазом.

— Нож давай сюда.

— К-к-к-какой нож… — над двумя заячьими резцами дрожала губа.

— Тот, что ты за меня получил.

— Я… не…

— Глаз выколю.

Уолли трясущимися руками полез по карманам и выудил ножик, чуть не уронив его в очко.

— Не говори никому. Не надо, — я забрал нож, отступил назад и прикрыл дверь.

Совсем не глава

Глава 5

Я купил яблоко за один цент

Командир батареи Абрам Шнайдер залез прямо в разорванный купол церкви и сквозь уцелевший каркас рассматривал подступы к Волновахе. Он вытягивал руку с выставленным большим пальцем или крутил перед глазами коробок от спичек и диктовал Осе дистанции и углы до ориентиров.

Снарядов оставалось мало, Нестор приказал высыпать их все кучно и разом, а если контратаку добровольцев остановить не удастся, спешно отходить на Кременевку. Шнайдер ждал, пока цепи деникинцев дойдут до только ему ведомой черты, а Ося кусал губы и еле сдерживался, чтобы не крикнуть «Пора!»

Наконец, Шнайдер повернулся и негромко сказал:

— По четыре снаряда, беглым.

Над широким осенним полем лопнули облачка шрапнели, вздрогнула старая церковь. Осатанелый восторг переполнял Осю: передние цепи залегли, задние смешались и побежали.

— Огонь в глубину, — все так же буднично скомандовал Шнайдер.

Из улочек Волновахи на простор вырывались тачанки Фомы Кожина и сотня «люйсистов» Батьки…

— Эй, Джое-Шмое, опять спишь? — пнул старший уборщик, здоровенный негр с будто вывернутыми наружу губами. — Никто за нас работу не сделает! Давай, осталось немного!

Иосиф Спектор подхватил чуть было не выпавшую щетку и потянул за собой тележку с ведром, шварброй, тряпками, чистыми емкостями для плевательниц и мусорным мешком. Так себе работенка для бывшего махновского артиллериста, но после двух месяцев в ночлежке общества помощи еврейским иммигрантам «Хиас» он схватился за должность обеими руками. Кто кантовался дольше такого энтузиазма не показали, и только потом Ося понял, почему: среди уборщиков подавляющее большинство составляли негры.

Относились к ним не то, чтобы плохо, но словно к неодушевленным инструментам или мебели. Точно так же, как к иммигрантам на острове Эллис. Всей разницы, что тогда его шпыняли и проверяли люди в форме, а он был в обычной одежде, а теперь все наоборот: на нем фуражка и блуза уборщика с кантиками, а все вокруг носят костюмы и шляпы.

— Встать сюда! Повернись! Смотреть наверх! Дышать! — поток иммигрантов разбивался на ручейки к нескольким врачам.

— Снять! Голову наклони! — звучали команды служителей в кителях с двумя рядами золотистых пуговиц.

— Негоден! — прямо на пальто неудачника мелом нарисовали букву.

— Негоден!

— Но поч…

— Вывести!

И так несколько часов, пока иммиграционный пункт не пройдут все приехавшие. Совали разобранный на части деревянный кораблик — сложить вместе! Кто не сумел — получал знак Х, «слабоумный» и отсеивался со второго этажа, где проходил осмотр, по самой страшной центральной лестнице. Кому повезло — уходили по правой к железнодорожным кассам или по левой к парому на Манхеттен.

Но до него еще одна проверка — отсеивали по малейшему подозрению в принадлежности к анархистам и коммунистам. В который раз Ося возблагодарил судьбу за доставшиеся ему документы! После прорыва через Сиваш, когда пулеметчики Семена Каретника посекли кавалерию генерала Барбовича, в юшуньском госпитале умер гимназист Иосиф Шварц. А через несколько дней, когда вчерашние союзники-большевики рубили и расстреливали махновский корпус, Спектор стал Шварцем.

С этими документами он сумел выбраться из смертельной крымской западни в Одессу, но в тамошней ЧК служили несколько его однокашников по коммерческому училищу. И пошло-поехало — Константинополь, Палестина, Англия, Америка…

Здесь везение кончилось.

— Я бы хотел получить работу, связанную с бухгалтерией…

— У вас есть опыт? — скептически сощурился сотрудник «Хиаса»