— Свежевыжатый? — с завистью спросил Смит.
— Нет, в бутылках, продают по двадцать центов.
Через минуту бутылка разошлась на «дай попробовать!» А потом и вторая.
— Где купил?
— В гросери*, на Олбани-стрит.
* Гросери, grocery — бакалейная лавка.
С того дня апельсиновый сок прочно прописался на ланчах — сперва у Кролла, затем у других брокеров и вскоре по всему городу. Дотошный Ося полез читать мелкий шрифт на этикетке и поднял глаза на Джонни:
— Доллак, Грандер и компания?
— Ага.
Чуть позже Ося узнал, что именно Джонни подсказал отцу способ получения концентрированного сока при пониженном давлении, оттого из Флориды в Нью-Йорк и другие города повезли не вагоны апельсинов, а цистерны концентрата, а цена стакана сока во всех заведениях составила те же пять центов, что и чашки кофе.
Работа бок о бок начисто вышибла из головы Джозефа Шварца (то есть Иосифа Спектора) классовую ненависть. Как можно ненавидеть человека, который работает не меньше тебя, знает больше и ни разу не поц и не жлоб? Да еще вытянул тебя со дна жизни и дал неслабую перспективу.
В конце августа по коридорам конторы шатался строительный подрядчик с карандашом за ухом, рулеткой и блокнотом. Он вымерял расстояния, заходил во все незапертые помещения, что-то строчил и выглядел как строительные подрядчики — кепка, костюм из прочной ткани, башмаки, в которых можно и на стройку, и в сабвей.
Но некая странность напрягала Осю — даже не шрам на неподвижно вздернутой правой брови. Ося пару раз прошел мимо, подглядел через плечо в блокнотик — ничего особенного, чертежик с размерами и указанием куда открываются двери.
Тихо напевает? Ну, привычка такая.
Напряженный взгляд? Ну так человек работает.
Военная выправка? Недавно кончилась война, кругом полно отслуживших.
Излишнее любопытство? Вроде по делу.
Только когда подрядчик затеял мерять комнату для ланча, где его не заглушал шум работы, Ося допер — тот дудел не что-нибудь, а махновскую «Эх, за матушку Галину!»*
* Эх, за матушку Галину — она же «Марш дроздовцев», «По долинам и по взгорьям» етс.
Но весь образ подрядчика никак не вязался с Революционной повстанческой армией Украины или с Рабоче-крестьянской Красной армией.
Озарение накрыло внезапно и Ося метнулся к Джонни:
— Это не подрядчик!
— А кто?
— Он напевает «Марш дроздовцев»!!!
— Ну, блин, эмигрант, то есть иммигрант.
— И сразу подрядчик?
— Панчо, — распорядился Джонни, — посмотри сам на него, а я позвоню менеджеру.
Через пять минут слегка побледневший Джонни положил трубку телефона:
— Никаких подрядчиков менеджер не вызывал.
— У него глаза убивавшего человека. Я прогоню его, — доложил Панчо.
А Джонни повернулся к Осе:
— Ты стрелять умеешь?
— Спрашиваешь!
— Тогда держи, — на самом дне саквояжика Джонни нашлись пистолеты.
— Думешь, ограбление?
— Что здесь грабить, Ося? Тикерную ленту мешками? Деньги-то в банке лежат. Это за мной.
Историю с похищением Ося уже знал, поэтому сжимал пистолет так, будто хотел выдавить из него апельсиновый сок.
А в коридоре Панчо и подрядчик бодались взглядами. И штабс-капитан Михаил Крезен, стрелок Дроздовского пехотного полка, ходивший в штыковую на пулеметы, впервые столкнулся с равным противником — Панчо тоже участвовал в самоубийственных атаках на пулеметы, пусть без штыков и верхом.
Крезен отступил.
Почти сразу на лифте приехали служители и вежливенько вывели его из здания.
А троица, ежесекундно озираясь, добралась до квартиры и только там расслабилась. Панчо прямо в одежде упал на свою кровать, Ося отправился на кухню готовить ужин, а Джонни разбирал почту.
— Эй, парни… — негромко позвал он, закончив шуршать бумагой. — Собирайтесь, завтра мы переезжаем.
— Куда? — спросил Панчо, не вставая.
— В Бостон.
— За каким??? — тут уж мексиканец поднялся.
— Массачусетский институт технологий зачел результаты моих школьных экзаменов, сданных экстерном. Меня зачислили в студенты.
Глава 6
От сессии до сессии живут студенты весело
Бостон понравился мне куда больше Нью-Йорка — почти европейский город, даже трамваи катили по улицам степенней, чем в суетном Нью-Йорке. Больше Желтогорск, чем Москва, если в привычных мне терминах. Плюс здесь столица самодельной американской аристократии — «бостонских браминов», полусотни семей с родословными от первых колонистов, а то и дальше (кое-кто утверждал, что аж с XIII века). Из них вышли десятки и сотни сенаторов, мэров, губернаторов, банкиров, промышленников, филантропов, ученых… Президентов? А как же — Адамс, еще один Адамс, будущие Кулидж (нынешний вице-президент) и Франклин Делано Рузвельт как раз из «браминов».
Хороший город. Не задушенный сверху небоскребами, а с боков — фабриками и предместьями, не исчерченный надземным сабвеем. Тут все человечней, даже Boston Braves* лупили битами по мячу интеллигентней, чем New York Giants*.
* Boston Braves, New York Giants — бейсбольные команды
А еще тут не давило ощущение Вавилона — вихри от пылесоса, тянувшего в страну тысячи иммигрантов, сюда долетали краешком.
В кабинет декана электротехнического факультета Массачусетского института технологий меня привела юридическая коллизия.
— Видите ли, мистер Грандер, — осторожно начал Роберт Вандерграф, — все студенты бакалавриата обязаны проживать в общежитиях института в течение первого года обучения.
— Прекрасно, я готов.
— Однако, мы не имеем права селить в общежития лиц моложе восемнадцати лет, а вам пятнадцать.
— Погодите, — посмотрел я в добродушное лицо декана, усеянное веснушками, — а как же меня приняли?
— По результатам экстерната, — вздохнул Вандерграф. — Это наша ошибка, что не обратили внимания на возраст.
Блин, эдак меня сейчас с извинениями выпрут на мороз и прощай диплом? Не-ет, мы так не договаривались… Тем более, что я сам собирался жить отдельно — лабораторию в общаге не развернуть.
— Но за меня уже внесена плата за первый год.
— Все так, мистер Грандер, — сокрушенно развел руками декан, а потом спросил с надеждой: — Может, вы вернетесь к нам, когда вам исполнится восемнадцать?
Ага, разбежались. Чем себя занять три года, я найду, но мне нужны кое-какие сведения местного, так сказать, происхождения, чтобы легализовать мои знания. Можно пойти по пути «самоучки», но диплом МИТ сильно облегчит процесс «врастания» в инженерную и научную среду.
— Не хотелось бы терять три года.
— Понимаю, мистер Грандер, понимаю. Тогда вам предстит беседа с президентом института мистером Страттоном, это уже его компетенция.
Страттон выслушал меня, пошевеливая жесткой щеточкой усов на пятиугольном лице, заверил, что если меняются времена, то должны меняться и правила, и после короткой консультации с юристами, нашел выход: меня зачислят «вольнослушателем», то есть не совсем полноправным студентом, но с допуском к занятиям и экзаменам, через три года их зачтут, а меня зачислят сразу на четвертый курс. Но я не уверен, что так бы обошлись с обычным талантливым парнем, а не с Грандером-младшим.
Подходящее для моих целей жилье нашлось сразу же — множество студентов обитало в так называемый «братских домах», принадлежащих обществам вроде Фи-Каппа-Тета, Сигма-Альфа-Эпсилон или Дельта-Каппа-Бета. Любое сообщество в высшей школе тут почему-то принято именовать греческими буквами, от большой образованности, наверное. Так что ситуация, когда молодые люди из МИТ или Гарварда снимали целый дом, никого в Бостоне не удивляла, удивляло другое — мой возраст. Пришлось телеграфировать отцу, вызывать юриста с полномочиями, вся эта морока заняла еще неделю, но в итоге у нас образовался двухэтажный викторианский домик красного кирпича с неиспользуемым зимним садом. Что характерно — в Кембриджпорте, несколько на отшибе, а не в самом кампусе и не на другом берегу Чарльз-ривер в Бэк-Бее, где каждый третий дом занят будущими инженерами.