— Прошу, Лев Сергеевич, прошу!

Названный щелкнул тумблером, вознес руки… и полилась мелодия.

— Это изобретение называется «терменвокс», — шепнул мне на ухо Иоффе.

А Лев Термен*, при полностью неподвижном корпусе порхал кистями — левая рука над горизонтальной антенной задавала громкость, а правая возле вертикальной — тон. Закончив исполнение, он поклонился и собрался уйти, но я вскочил и задержал его:

— Потрясающе! Это именно то, что нужно! Мы организуем концерты в Бостоне, Нью-Йорке и Филадельфии! Лев Сергеевич, вы готовы поехать в Америку? Абрам Федорович, вы сможете направить Льва Сергеевича в командировку?

* Лев Термен — выдающийся советский изобретатель, инженер-электромеханик, музыкант, физик-акустик.

Ося, пришибленный необычным звучанием, смотрел на происходящее с оторопью, а почти лишенный слуха Панчо — со скукой.

Договорились быстро — как только я организую ангажемент, сразу отправлю телеграмму с приглашением Термену на адрес института. На радостях Иоффе вызвал сотрудников для общей фотографии.

— Становитесь, становитесь, вот сюда, мистер Грандер, Лев Сергеевич… Товарищ Курчатов, прошу!

Молодой и совсем безбородый физик возился с фотоаппаратом, а я таращился на него во все глаза…

Вопреки пожеланиям, гид и водитель потащили нас на Площадь жертв революции. Хотя зачем это показывать американским туристам, непонятно — квадратная стенка из серого и розового гранита с пафосными надписями на торцах, внутри несколько могил, дорожки, да клумба с серпом и молотом из цветов. Ну разве что для галочки в отчете гида. Но после я сразу приказал рулить на Невский, то есть на проспект 25-го октября — его тоже затронула вакханалия публицистических переименований.

НЭП гулял здесь во всей красе — юноши в соломенных шляпах и девушки под летними зонтиками сторонились пролетарского вида мужчин, от сапог которых на два квартала разило дегтем. Колыхая животами и размахивая портфелями семенили совслужащие в подпоясанных тонкими ремешками рубахах-толстовках, грызли семечки красноармейцы и краснофлотцы, отпуская шуточки проходящим женщинам. В глаза бросался избыток военной и полувоенной формы, как у нас в девяностые, когда камуфляж вдруг оказался чуть ли не самой востребованной одеждой. Серые, зеленые, синие гимнастерки самых разнообразных фасонов, со знаками различия и без, флотские форменки, кителя, сапоги, галифе, фуражки и бескозырки переполняли Невский.

В Мойке, Грибоедовском канале и Фонтанке плескались мальчишки, а выскочив из воды, натягивали штаны и бежали по домам, сверкая мокрым торсом, сжимая в руках рубашонки и пиджачки.

Обедали мы в «Европейской», по выходе из которой нас ждал сюрприз: то ли водитель разболтал, то ли, скорее, мальчишки сами вычислили, но вокруг машины вилась целая стайка разной степени оборванности и беспризорности.

— Эй, американец, — весело кричали они, — дай доляр!

Водитель и гид попытались их разогнать, но безуспешно. Тогда Ося грозно нахмурил брови и рявкнул:

— Может, вам еще дать ключ от квартиры, где деньги лежат?

Меня сложило пополам от хохота, но беспризорники не отставали, и автомобиль тронулся от гостиницы под исполняемую хором дразнилку:

— Один американец засунул в жопу палец!

Тут ко мне присоединился Ося и мы заглушили крики ржанием. Водитель наддал, оставляя за спиной в клубах бензинового выхлопа бегущих за машиной пацанов, следом отчаянно зазвенел вагоновожатый трамвая, и мы оторвались от погони.

— Карманы проверьте, — резонно заметил не понявший причин нашего веселья Панчо.

— Вот блин! — я недосчитался трех червонцев.

Красный, как лозунг на здании, гид немедленно предложил остановиться, вызвать милицию и успокоился только после того, как я клятвенно заверил, что никаких жалоб писать не буду.

На завтраке в «Астории» нас ожидал триумф: персонал косился и перешептывался, то же самое делали и некоторые из посетителей. Загадка разрешилась просто: заметка в свежем номере «Ленинградской правды» о посещении Физ-Теха американским радиотехником Джоном Грандером сопровождалась вчерашней групповой фотографией.

Публикация имела еще одно неожиданное следствие: в нас вцепился проживавший в той же «Астории» журналист по имени Михаил. Наш гид стенал, но редакционное удостоверение уже не ленинградской, а просто «Правды» сделало свое дело: мы двинулись к лавочкам в сквере напротив гостиницы, грех в летний солнечный день, совсем нечастый в Питере, торчать в помещении.

На краю сквера стояла тележка с надписью «Мороженое в вафлях» с четырьмя бидонами среди колотого льда. Вокруг несколько взрослых и куча детей — серьезных пацанов в матросках и девочек в клетчатых платьицах, больше похожих на рубашки. Я не удержался, взял три порции — корреспондент отказался. Солидный продавец в белоснежном фартуке приступил к священнодействию: в жестяную приспособу вложил вафельный кружочек, ложкой добавил мороженое, сверху вторую вафельку и ловким движением выдавил ледяной сэндвич наружу.

Присев на скамейку, Михаил пригладил густые волосы, поправил круглые очочки на семитском носу и выудил репортерский блокнот:

— Мистер Грандер, как вы видите дальнейшее развитие радио?

Странно ожидать от возможной заметки в «Правде», что она повлияет на развитие радиотехники в СССР, но почему бы не воспользоваться случаем:

— Массовость, простота, удобство пользования, резкое уменьшение размеров.

— За счет чего?

— Общие принципы монтажа, стандартные разъемы, плотная компоновка.

— А что насчет новых ламп? Октоды и септоды после пентодов?

— Для массовой радиотехники лампы не слишком подходят ввиду хрупкости.

— Я слышал о работах по созданию цельнометаллических ламп…

— Михаил, это все попытки выжать последние капли. Ну, как развивать строительство из дерева, когда есть возможность строить из бетона.

— Что же станет «бетоном» в радиотехнике?

— Элементы на новых принципах работы. Например, полупроводники, там масса интересного.

Как легко быть пророком и визионером, когда знаешь все наперед…

— Боюсь, это не сильно понятно массовому читателю, давайте о чем-нибудь попроще. Как вы видите перспективы радио в военном деле?

Ну слава богу, а то я уж забеспокоился — странный такой корреспондент «Правды», которого интересует не развитие мировой революции в Америке или противостояние с империалистическими державами, а только наука.

— Во-первых, широкое применение радиосвязи, в идеале, каждый танк, самолет и батальон должны иметь радиопередатчик.

— Не приемник?

— Именно передатчик! Обстановка на поле боя меняется быстро, а командир не всегда может охватить его взглядом.

— Но это потребует тысяч и тысяч радистов!

— Более того, когда радиостанции станут настолько малы, что их можно будет носить в кармане, радистом станет каждый солдат.

Михаил недоверчиво покачал головой, но записал все до последнего слова. Еще бы, тут обычных водителей не хватает, а залетный американец фантазирует что каждый призывник будет экспертом в радиоделе!

— Во-вторых, появятся новые средства ведения боя на радиоуправлении, самоходные мины, самолеты-торпеды и так далее.

— Да, об этом пишут…

— В третьих, телевидение, и, наконец, использование электромагнитных волн для обнаружения и слежения за объектами.

— Джон, здесь нужно подробнее.

— Вчера я видел прибор «терменвокс», у него от положения рук в пространстве меняется высота и громкость звука. Точно так же высота звука или другой индикатор может меняться от положения в пространстве корабля или самолета.

— М-м-м… Можно будет отслеживать приближение вражеских армад?

— Да хоть одиночного танка, а с развитием техники и одиночного солдата!

— Это было бы интересно пограничникам…

Ося и Панчо, ухитрившись не изгваздаться, закончили с мороженым и скучали поодаль. Мне же пришлось с сожалением выбросить свое — разговор отвлекал, оно таяло быстрее, чем я успевал слизывать сладкие капли.