— Я отстрелю тебе яйца, Билли, — почти ласково проговорил первый.

Мальчика передернуло. Нет, ему такое не грозит — похитили с целью выкупа, но все равно страшно. Место наверняка глухое, раз эти двое привезли сюда несколько заложников, на помощь надежды нет, в такие кварталы даже полиция не любит соваться. Знать бы еще, сколько эти мерзавцы запросили за его душу…

Да какая разница!

Джонни судорожно вздохнул.

Отец выкупит его, не может не выкупить! Правда, будет неделю молчать, изображать недовольство, общаться придется через маму. Зато потом… потом, когда отец отойдет, он снова насядет с требованием обучаться у Майкла Кролла. Бумажки, акции, дебет-кредет, лонги-шорты и прочая скучная заумь вроде Доу-Джонса. Отцу-то хорошо, вся молодость в приключениях, с оружием в руках, может себе позволить на старости лет превратиться в обычного буржуа.

Мама поплачет и тоже примется уговаривать — наука, физика, химия, великие открытия, Принстонский университет под боком, ну почему ты такой ленивый, почему тебе все не интересно…

Интересно! Еще как интересно! Но только не дурацкая зубрежка! Хочется, как отцу, поездить по миру, проверить себя, стать великим путешественником! Чтобы о тебе писали все газеты! Или первооткрывателем! Или завоевателем! На крайний случай можно найти еще одно «Золотое море», а потом построить свой самолет, лучший в мире! И перелететь на нем через Атлантику! И Тихий океан! Самым первым!

Джонни зажмурился и представил, как он, в потертом кожаном шлеме и надвинутых на глаза очках, твердо держит штурвал, как внизу расстилается серой гладью океан, как ровно шумит мотор и воет в расчалках ветер. А потом он, высокий и стройный, идет сквозь восторженную толпу, приветственно машет снятой перчаткой с раструбом, улыбается и пожимает руки…

— Экстренное сообщение! Первый одиночный перелет через океан! — вокруг шныряют мальчишки-газетчики.

— Это невероятно! — переговариваются солидные господа в котелках. — Построил фантастический самолет, в тринадцать-то лет!

— Европа приветствует американского героя Джона Грандера! — мэр воздвигается над банкетным столом и салютует Джонни бокалом с шампанским.

Нет, мэр мелковато. Президент! Президент Франции!

В полуметре от лица внезапно зашуршало и все хрустальные мечты о триумфе великого летчика и о том, как он всем утрет нос в школе, разбились от появления наглой крысы. Она устроилась на ящике и с любопытством осматривала нового соседа, шевеля усиками. А когда Джонни замахнулся на нее подвернувшейся под руку газетой, неспешно удалилась, вильнув противным голым хвостом.

Джонни передернулся. Вот же тварь… Вот что стоило отцу профинансировать постройку самолета? Ездил бы по Европе, выступал перед поклонниками, а теперь сиди в этом поганом подвале.

Всюду, всюду опоздал. Два года назад он бежал сражаться на Марне, но был пойман прямо на железнодорожной станции. Даже на войну на маминой родине он тоже опоздал — большевики побеждали, Америка эвакуировала экспедиционные силы из Архангельска и Владивостока…

За дверью уныло и однообразно, но методически и настойчиво интересовались местонахождением груза, прерывая вопросы на серию ударов. Ответы, поначалу резкие и громкие, понемногу становились неразборчивей и тише.

Джонни поежился — вместо Великой войны успел на войну банд. Причем в роли заложника, а вовсе не благородного героя.

Вот отец бы мог, он ведь воевал в Трансваале вместе с дядей Полем и дядей Фернаном и они за двадцать лет не забыли, с какого конца браться за винтовку…

С грохотом разлетается входная дверь и перед чертовыми макаронниками встают три человека в масках, как у Дугласа Фэрбенкса в фильме «Знак Зорро»:

— Руки вверх, негодяи!

— Porca madonna! — вопит громила и выдергивает из-за пояса револьвер.

— Бах! Бах! — одновременно грохочут винтовки.

Нет, не винтовки, пистолеты-карабины Маузера, с деревянной кобурой, как тот, что висит у отца над камином.

Да, одновременно стреляют пистолет-карабины!

Громила и второй бандит, с тонкими усиками, валятся на пол, а Джонни… да, вот этим ящиком, он выглядит тяжелым, выбивает дверь в подвал, но из глубины дома уже набегают другие итальянцы, бестолково паля из револьверов, и троица героев отчаянно отстреливается, но врагов с каждой секундой становится все больше и больше.

Джонни ныряет рыбкой вперед, к лежащему громиле, и вырывает у него из мертвой руки револьвер, ловко перекатывается и вскидывает ствол:

— Бац! Бац! Бац!

Трое макаронников с пробитыми головами улетают обратно в коридор, руша заодно и сообщников.

— Папа!

— Джонни!

Он бросается к отцу, но затаившийся бандит с усиками из последних сил приподнимается на локте и подло стреляет в спину…

— Джонни! Джонни! Не умирай! — обхватывает его отец. — Мы построим самолет! Мы облетим весь мир!

— Поздно, папа, — едва слышно шепчет мальчик.

Его револьвер со стуком падает на пол.

Да, именно так. Пусть они узнают, кого потеряли, пусть плачут о герое! Пусть пожалеют, что не купили велосипед, хотя он так просил!

Джонни дернулся и чуть не свалился с колченогого стула — а ведь если он погибнет, то родители найдут ТЕ фотографии!

Их, похабно усмехаясь, продал из-под полы Кролик — так все звали Уолли Дьюка за два зуба, торчавшие из-под вздернутой губы. Звали, разумеется, не в лицо, на это вряд ли кто решился, зная его силу. Уолли считал себя вожаком, требовал, чтобы его называли «Дюк» — «Герцог», учился с пятого на десятое и вообще, будь его воля, давно бросил бы Hun Private ради семейного бизнеса, но его родители были категорически против. Он никогда не болел, в школьной столовой сидел один — никто не желал рисковать своим подносом с едой, поскольку Уолли жрал в три горла и не разбирал, где чье. А еще он никогда не задумывался пускать в ход кулаки, сколотив вокруг себя кучку подхалимов и прилипал.

Зачем, ну зачем надо было покупать эти плохо переснятые карточки? А главное, зачем спрятал у себя в столе? Будто нет других мест…

Отец поворачивается к нему и распахивает руки для объятий, но затаившийся бандит с усиками из последних сил приподнимается на локте и подло стреляет в спину…

— Папа! Папа! Не умирай! — обхватывает его Джонни.

— Поздно, — едва шепчет Грандер-старший.

Его маузер со стуком падает на пол…

Джонни замер от ужасной мысли — а что, если отец действительно решит его освободить, и его действительно убьют? Итальянцы ведь знают, с кем связались и наверняка готовы к отпору…

Перед глазами пронеслись сцены отпевания в католическом соборе, похороны, мама в трауре, раскрытая могила…

Горло перехватило, на глаза навернулись слезы.

Он тогда будет старшим в семье. И отомстит, ужасно отомстит…

— А-а-а-а-а! — страшно заорали за дверью.

Джонни дернулся и свалился со стула.

— Zittitelo! — приказал первый голос.

После легкого шелеста раздался хрип и сдавленные итальянские ругательства.

Джонни отвернулся и встретился взглядом с крысой, вскочил, чуть не запнувшись о какую-то тряпку. Это оказалась все та же дурацкая бабочка, вместо которой он бы с удовольствием носил шейный платок, как отец в Трансваале. Но правила школы требовали галстук, а мама требовала именно бабочку, будто мало было оснований для дразнилок.

Мистер Гудман намекнул родителям, что в школе принято носить обычный, а не этот бантик, но отец и мама сделали вид, что не поняли. Тогда учитель пару раз проехался насчет «выпендрежника» и это прорвало плотину — буквально все одноклассники считали своим долгом выдать кретинскую шуточку насчет бабочки или дернуть за ее концы, чтобы распустить узел. Сплошной ужас, который слабо компенсировали натренированный навык быстро завязывать обратно и прилипшая кличка «Профессор».

Выход только один — надо выбраться и стать великим! Удрать из опостылевшей школы! Не сбежать с уроков, а удрать совсем, чтобы больше никогда не повиноваться школьной дисциплине! Стать чемпионом Олимпийских игр! Нет, слишком долго ждать — они только что закончились в Антверпене, следующие через четыре года… Тогда уехать! В Аргентину, в Китай, да хотя бы в Россию! Добиться своего, открыть… да, открыть новые реки и горы! Летать над ними на своем самолете, садиться на поляны в непроходимых лесах, охотиться на медведей и тигров!